«Если бы вы знали, сколько раз я целовал ваше письмо…»
Публикация в областной печати.
31 января 2006 № 10 (10384)
Отшумели юбилейные торжества, приуроченные к 60-летию Победы. И на страницах российских газет стало меньше материалов о той страшной и великой войне, — их место заняли статьи о насущных хозяйственных проблемах. Однако память о подвиге народа не имеет срока давности.
Во многих наших семьях как самая заветная святыня хранятся пожелтевшие от времени фронтовые треугольнички и фотографии. Год назад мы публиковали выдержки из писем с финской войны Анатолия Александровича Василенко, дяди известной нашей поэтессы Натальи Павловны Кошиной, проживающей в посёлке Плодовое. Сегодня она представляет подборку писем с фронтов Великой Отечественной своего отца — яркого человека: педагога, краеведа, поэта П. П. Чучулина. Предоставляем ей слово.
Андрей ДМИТРИЕВ
Уважаемые читатели! Перед вами — простая история военных лет в сохранившихся письмах дорогого мне человека — моего отца Павла Павловича Чучулина (1922—1983). Фронтовые судьбы людей очень разные — разные пройдены дороги, разные выпали испытания. Но думаю, история моего отца типична для многих «домашних» мальчиков, вырванных из уютного быта крепкой и дружной семьи, оказавшихся вдали от любящей и любимой матери, от учёбы и брошенных в грязь, голод, холод, непосильную работу и смерть.
В ней нет особых подвигов. Это рассказы уже не мальчика, но ещё и не мужчины: ему исполнилось 19 лет, когда вначале войны он с другими комсомольцами рыл в степи противотанковые рвы. Потом уже была долгая, изнурительная служба в тылу, на границе, затем — передовая и — после нескольких ранений — служба в армейском ансамбле. Видно, как от письма к письму металась душа молодого человека, не созданного для ратной службы, и, вместе с тем, как рос и закалялся его дух. Как трудно было в начале пути не пожаловаться маме на трудности и как постепенно он осознавал свой высокий долг воина и защитника.
Я благодарна читателям, которые в эти минуты вместе со мной оживят в своем воображении фрагменты жизни незнакомого им человека, — в память о многих других, вернувшихся и не вернувшихся с войны… Светлая им память!..
Наталья КОШИНА
12 ноября 1941 г., г. Прохладный (Кабардино-Балкария).
…Кажется, целая вечность прошла, как покинул я родную крышу, а столько еще впереди томительно скучных, тяжёлых дней. Большие трудности испытывал я эти дни, напрягая все волевые качества, чтобы не показать перед другими немощности душевной и физической. <…> Самым светлым днём моим будет день, когда опять окажусь я дома…
16 ноября 1941 г., гор. Прохладный.
Моя мама, я жив и здоров… После ежедневной 12-часовой работы натёр себе мозоли кровавые. <…> Встаю в 4 часа утра, даже раньше. Умываемся. Обтирания теперь не делаем. Холодно. Так рано кушать не хочется. В 5 часов мы уже у штаба роты и после проверки идём на место работы, которое расположено километрах в 5 от Прохладной. Сейчас уже несколько дней подряд страшная холодина. Мороз и ветер просто невероятные. Я надеваю на себя всё, что имею. Скоро буду закутываться в одеяло, как это делают другие. Земля промерзает за ночь так сильно, что её долбим кирками, ломами, а потом уже выгребаем лопатами. Работа адская, прямо каторжная. Очень трудно приходится выдерживать приступы отчаяния, лени и прочего. Девушкам особенно тяжело. А я, кажется, начинаю привыкать. С каждым днём устаю меньше. Немного похудел. Зато мышцы укрепляются. Сплю пластом. <…>
Нашу бригаду за ударную работу (мы выполняем нормы не ниже 200 %) премировали 100 рублями. В бригаде нас 6 человек. Норма на день 3 кубометра. Деньги отдали в фонд обороны.
Дисциплина у нас военная и строгая. Многие уже попали под суд. Дают наряды вне очереди. На праздники всю ночь я стоял на карауле в степи. Утром был чуть живой от холода. Дров нет. Костры из подсолнечника. Дым ест глаза.
Одна добрая старушка дала мне рукавицы своего сына. Я рад без памяти, так как в перчатках поработал 5 минут и от них остался прах. А без рукавиц работа немыслима.
Каждый человек должен выбросить 100 кубометров земли. Тогда он будет отпущен домой. У меня уже есть кубометров 30. А у других и того меньше. Роем противотанковые рвы…
6 января 1942 года, гор. Шаумяни.
Ваш сын, дорогие мои, сообщает о своем здравии и благополучии со времени отъезда из Нальчика. <…> Приехал я в часть, в чём был, без вещей и запаса сала, которым вы меня снабдили. В Тбилиси ночью на вокзале нашлись подлецы, стащившие у меня сумку и 20 рублей денег. Подобной жертвой грабежа оказался не один я. Жуликов в Тбилиси бессчётно много. Через 2 месяца по уставу должны принести присягу.
19 января 1942 г., г. Шаумяни.
Вчера был выходной. В городе покушали хорошего сыру. Вечером смотрели «Музыкальную историю». А днём я редактировал стенгазету. Политрук за эту работу обещает освободить от нарядов.
3 февраля 1942 г.
…Особенности моего телосложения требуют повышенного снабжения витаминами, за чем я не замедлил обратиться в санчасть с просьбой о добавочном пайке, но — увы! — потерпел отказ и получил лишь разрешение по команде ходатайствовать перед командиром полка. Идти на дальнейшие переговоры и унижения по столь щекотливому вопросу я не намерен, и поэтому мне остается только философствовать для обмана собственного желудка.
Немного смешно, но я тряхнул детством. Сделал рогатку и в свободные часы бью птиц от воробьев и до ворон включительно на жаркое — вкусно и питательно. В местной речушке Шалуверы-Чай ловлю по временам пескарей и вчера, например, варил уху всем на удивление. Как видите, я человек не только слова, но и дела и кое-когда мне удается набить продолговатость своего желудка до полного удовлетворения. (Примечание публикатора: Папа уже к 15 годам вымахал до 1 м 98 см, а размер обуви у него был 47-й.)
20 февраля 1942 г., Шаумяни.
…Если бы вы знали, сколько раз я целовал ваше письмо, которое вы, мама, держали в своих рученьках, думали и, может быть, плакали над ним. <…> Вот уже почти неделя, как я получаю ежедневно по две нормы воинского пайка, что может удовлетворить даже прожору…
30 марта 1942 г., Шаумяни
Жара… сегодня я загорал на реке и стирал портянки и обмундирование. Можно уже купаться. Плохо, что вместе с ожившей природой ожили всякие ядовитые гады: скорпионы, фаланги, змеи, которых здесь очень много. Почти под каждым камнем сидит такая тварь, и всё время остерегаешься покушения. Нельзя ни садиться, ни ложиться без предварительного осмотра места. Об этом предупреждало нас даже командование, так как в прошлом году были случаи со смертельным исходом. Вы только не пугайтесь, мама, это в порядке вещей, и пишу об этом лишь как о интересной детали нашей лагерной жизни. Нам это обстоятельство приносит некоторое удовольствие и развлечение в охоте за «фашистами». Интересно смотреть, как бьются два скорпиона или как скорпион убивает себя в кольце огня…
